До рассвета оставалось полтора часа, поэтому необходимо срочно покинуть место посадки, хотя я сомневался, что в условиях ожесточенных боев кто-то будет гоняться за экипажем деревянного самолета-разведчика. Но была гаденькая мысль, не дающая покоя, что весь этот цирк был устроен в нашу честь.
Вытащил из подвешенного сигарообразного контейнера остальные свои вещи, стал стаскивать все на расстояние метров шестидесяти от самолета. Самое трудное было дотащить туда Иволгина, ведь и меня тоже неслабо приложило. Очень спасал «ночник», иначе бы не раз упал или бы вообще потерялся.
Минут через двадцать, когда отошел от удара и смог достаточно вдумчиво оценить ситуацию, стал собираться в дорогу. Естественно, ничего высокотехнологичного оставлять в самолете нельзя было. Поэтому вернулся и еще раз все облазил, проверяя, не забыл ли чего. Оставалось решить, как тащить на себе пилота и свои вещи.
Срезав несколько ветвей, сделал что-то типа волокуш, на которые погрузил Иволгина и привязал к нему свои вещи и часть оружия. Автомат приготовил для стрельбы и повесил так, чтоб в любой момент им мог воспользоваться. Упаковку с принтерной бумагой пришлось распотрошить, одну пачку взять с собой, а все остальное прикопать в лесу.
Рассвет нас застал на расстоянии двух километров от места посадки. Со стороны, откуда мы прилетели, все еще была слышна канонада. К счастью, самолет так и не загорелся и тем самым не выдал места нашего падения.
По предварительным прикидкам, мы упали где-то в районе Рославля. В нашей истории немцы здесь окружат группу войск 28-й армии, и потом, после ее разгрома, мой старый знакомый Гудериан совершит свой знаменитый поворот 2-й танковой группой на юг, для разгрома группы войск Юго-Западного фронта. Мое вмешательство уже в некоторой степени изменило сроки и расстановку сил, поэтому расчет положения наших войск, в зависимости от даты, уже не подходит. Единственным плюсом в такой ситуации было то, что немцы совершали прорывы мобильными частями, поэтому на начальном этапе, сплошной линии фронта не было. Это давало возможность просочиться в расположение советских частей с меньшим риском.
Исходя из рассказа Иволгина, в районе Смоленска уже окружена крупная группировка советских войск в составе 16-й и 20-й армий, и позавчера началось контрнаступление по освобождению оказавшихся в кольце частей Красной Армии.
Прежде чем лететь, естественно, я работал в нашем вычислительном центре и собирал информацию по обстановке на фронтах. То, что мое вмешательство сместило сроки наступления немцев на неделю, не многое поменяло, и знание истории не сильно помогло советскому руководству.
Оперативная группа генерал-лейтенанта Качалова, наступающая со стороны Рославля, как и в нашей истории, столкнулась с частями 9-го армейского корпуса. Наступление было остановлено, и после обходных ударов 24-го механизированного корпуса пять дивизий так же оказались в котле в районе Рославля. Вот сейчас мы как раз и находимся возле линии фронта, где группа войск 28-й армии генерал-лейтенанта Качалова пытается пробиться из окружения. В реальной истории они вырваться так и не смогли. Сам Качалов погиб в танке при попытке прорыва из окружения.
По всей видимости, мы находимся в полосе наступления 7-го армейского корпуса вермахта. Судя по звуку канонады, до самой линии фронта нам осталось идти не более десяти километров.
Обо всем этом я вспоминал, когда тянул на себе волокушу с раненым летчиком.
По мере продвижения лес начал редеть. Оставив Иволгина, который не приходил в себя после падения, в глубине леса и сгрузив ему все тяжелое, в том числе бронежилет, сам двинулся на разведку.
Я вышел к небольшой деревне. Естественно, с ходу туда соваться не стал. В полосе фронта такие вот населенные пункты, как правило, используются для размещения тыловых служб, и устраивать дуэли с тыловиками не входило в мои планы.
Уже на выходе из леса были видны следы ожесточенных боев. Линия окопов недалеко от деревни представляла жалкое зрелище. Полузасыпанные траншеи, большое количество воронок и разбитая техника. Все говорило о том, что только недавно отсюда удалось выбить советские части. Запах гари стоял до сих пор. Вдалеке, на другом конце большого поля, работала команда немецких трофейщиков, собиравших материальные ценности, которые могут пригодиться вермахту. Чуть в стороне, прямо на поле небольшой группкой разместились пленные красноармейцы. Их было немного, человек двадцать. Почти все были перевязанные бинтами. В прицел СБУ все это хорошо просматривалось. Самые здоровые под присмотром немцев таскали тела убитых и сбрасывали их в несколько больших воронок, при этом немецкий унтер-офицер обыскивал каждого, освобождая от документов и копаясь в карманах убитых, разыскивая портсигары, кольца, часы и другие мелочи, имеющие ценность.
Рассматривая такую идиллическую картинку, думал, что сам далеко пилота на себе не протащу и хотя бы парочка красноармейцев меня бы устроила. Вот с такими мыслями я вышел на предполагаемую позицию для стрельбы.
Канонада не смолкала, немцы опять наткнулись на организованный отпор и смешивали с землей очередной рубеж обороны.
Возле деревни ситуация изменилась. Со стороны фронта пригнали колонну пленных. Тех, которые помогали трофейщикам таскать убитых, прикладами погнали в общую колонну. Пару человек, что не смогли подняться и идти, тут же пристрелили. В колонне я увидел несколько командиров. С такого расстояния рассмотреть знаки различия не мог, но вот командирские бриджи разглядел. В колонне было человек шестьдесят, в охране с трофейщиками ну человек двадцать от силы. Все в основном вооружены винтовками. До них расстояние метров сто пятьдесят, для снайперской винтовки идеальная дистанция. Приняв для себя решение, быстрым шагом двинулся в сторону, подальше от места, где оставил Иволгина. Если немцы сильно разозлятся и додумаются организовать преследование, пусть ищут в другой стороне. Хотя тут по лесам столько народа прошло, что и следы слона разглядеть не получится.